Скромница вслух читала по списку, а Рональд и Джок Мак-Ниш вооружали и снаряжали нетвердо стоящего на ногах и с ухмылкой озирающегося шефа.
1 нож с длинным тонким лезвием, 2 ножа с широким лезвием, 1 автоматический пистолет 32-го калибра, 2 микро-фотокамеры.
И так далее… Длиннейший список, но наконец отряд спецназначения в составе одного человека был полностью экипирован и готов к бою.
И только когда шефа укладывали на крышу фургона, стало ясно, что он мертвецки пьян.
Хаббард-Джонса спрятали под куском брезента, приставную лестницу унесли, и вдруг из-под брезента высунулась перекошенная черная физиономия:
– Мне не дали бомбы со слезоточивым газом!
– Дали, дали. Я все проверила дважды, – ответила Скромница. Она вышла с ними попрощаться и, дрожа от холода, стояла у фургона. Машина тронулась в путь, когда было далеко за одиннадцать. Скромница помахала им вслед рукой.
Джок гнал сломя голову и не обращал ни малейшего внимания на Хаббард-Джонса, если тот вдруг начинал отчаянно барабанить по крыше, требуя, чтобы машину остановили. Только благодаря Мак-Нишу налет вообще состоялся. Было уже без четверти двенадцать, когда веревку с крюком зацепили за платановую ветвь, и Хаббард-Джонс повис, качаясь, над забором «Рокового дома»… Рональд и Джок ждали, напрягши слух. Наконец послышался тяжелый глухой удар…
– Приземлился!
Затем раздались неверные шаги, приглушенные проклятия, что-то звякнуло. Хрипение, кашель, плевки – из-за забора поднялось клубящееся белое облако.
– Боже милостивый! Он хлопнул об землю слезоточивую бомбу, – догадался Джок.
Полицейский констебль Уорт любил ночные дежурства. Он с удовлетворением бродил в одиночестве по пустынным улицам, погруженный в свои мысли. Он перебирал в памяти все когда-либо нанесенные ему обиды, стараясь ни одной не пропустить. А в этот ясный вечер, совершая обход залитых луной улочек и переулков, Уорт неотступно думал о самой большой своей обиде. Это было нечто из ряда вон выходящее, и вот уже две недели воспоминание о ней наполняло его душу сладостной болью. Подумать только – явился инспектор и приказал (конечно, чтобы задержать продвижение Уорта по службе) освободить из-под ареста преступника (задержанного Уортом с риском для жизни), который выдал себя за слепца, оказал сопротивление властям и совершил нападение на офицера полиции… Тут Уорт заметил неподалеку в тени дерева огромный фургон. Констебль насторожился. Фургон мог быть связан с нарушением порядка, нарушение порядка могло означать арест, аресты же, по мнению простодушного Уорта, означали продвижение по службе.
Используя полицейский прием, известный под названием «растаять в ночной темноте», он стал крадучись подбираться к фургону.
Облако слезоточивого газа развеялось, кашель затих вдали, и Рональд и Джок принялись за запасное колесо, из которого предварительно был выпущен воздух. Они положили колесо на мостовую, разбросали вокруг инструменты, надеясь таким образом создать впечатление, будто заклеивают прокол, если вдруг привлекут к себе чьи-нибудь любопытные взоры.
– Дай бог ему унести оттуда ноги!
– Черта с два, – бесстрастно ответил Джок. – Ничего у него не выйдет. Поручил бы мне – я с четырнадцати лет взламываю замки и залезаю, куда надо. И сцапали меня всего два раза. Так-то. И вообще, на черта нам мерзнуть вдвоем, – рассудил он, забрался в кабину и тут же заснул.
Рональд остался один, он так замерз, что у него не гнулись пальцы. Он считал своим долгом думать и тревожиться о Хаббард-Джонсе, но мысли его были заняты только Скромницей…
Внезапно ему в лицо посветили фонариком.
– Что случилось, приятель?
– Ничего страшного, констебль, всего-навсего прокол. Я уже почти привел колесо в порядок.
Уорт прошелся с фонариком вокруг фургона и увидел надпись: «Акционерное общество Футлус. Документальные, видовые и короткометражные фильмы». Подозрения констебля мигом развеялись, он преисполнился доброжелательности.
– Снимаете фильм, сэр?
Рональд начал излагать легенду, сочиненную на подобный случай.
– Совершенно верно. Были на съемках с шести утра. А сейчас уже почти дома, и надо же такому случиться.
– Ну, ребята, вы вкалываете не хуже нашего. Давайте-ка я вам пособлю, устали небось.
– Ничего, констебль… Я и сам справлюсь… Уже почти все…
Рональд принялся завертывать гайки, надеясь так потянуть время, но Уорт, ткнув носком башмака в колесо, заключил:
– Верно, у вас тут все в порядке. Теперь гоните домой, и на боковую.
– А я не спешу… То есть, конечно, на боковую, – неумело изворачивался Рональд.
– Вы один, сэр?
– Э-э… не совсем.
Рональд открыл дверцу и изо всех сил встряхнул храпящего Мак-Ниша.
– Значит, он вернулся? – поинтересовался Джок спросонья.
Рональд отчетливо и громко прокричал ему в ухо:
– Констебль любезно помог мне, Джок. Можно ехать.
– Ну и ну! – вырвалось у Джока.
– Что делать? Не бросать же здесь шефа одного, – взволнованно зашептал Рональд. Джок лишь пожал плечами.
– Благодарю вас, констебль, – обратился Рональд к Уорту. – Пожалуй, мы двинем дальше.
Уорт закрыл за Рональдом дверцу и вежливо откозырял:
– Спокойной ночи, сэр. Поезжайте осторожнее.
Сразу же за углом Джок остановил машину.
– Пойдем глянем, – сказал он.
Они вылезли из машины и на цыпочках двинулись обратно. На Линкольн-Террас ни души, вокруг мертвая тишина.
Вдруг из «Рокового дома» донесся оглушительный взрыв. Джок и Рональд в ужасе посмотрели друг на друга.
– Смотри-ка, – прошептал Джок. – Он, кажется, провернул это дело.